В социальных науках спекулирование неизбежно. Существование бесконечного множества переменных превосходит познавательные возможности исследователей, а это, в свою очередь, ограничивает категоричность суждений. В наших знаниях о мире всегда есть пробелы, и мы заполняем эти пробелы предположениями и догадками. В своей исследовательской работе я занимаю позицию, схожую с позицией Алана Климы в работе «Этнография № 9», в которой автор пытается положить конец доминантной ориентации социальных наук на реализм и предлагает использовать литературные техники как инструмент понимания мира за пределами того, что можно воспроизвести инструментами реализма.
Отчасти спекулирование было навязано мне также и невозможностью провести полевое исследование в его типичном формате во время пандемии. Если бы лето 2020 года было обычным, я бы перелетел через полмира и углубился бы в советские архивы по экологической политике и связанными с ней научными исследованиями и материалами о моментах политической напряженности. Мой план исследования основан на такого рода исследовании – того, что похоронено под грудой бумаги. Чтобы оценить прошлую и современную политику науки об окружающей среде, я намерен рассмотреть не доступные до сих пор архивные материалы вместе с учеными, которые были глубоко вовлечены в экологические и политические процессы, но не имели возможности заглянуть за кулисы политического процесса. Эти люди были одними из основных участников политической борьбы между теми, кто хотел использовать воды Байкала (крупнейшего заповедника пресной воды на Земле) в промышленных целях, и теми, кто выступал против таких планов.
Берега озера Байкал, 2018. Фото автора
Однако этим летом вместо посещения архивов, я ограничился доступом к онлайн коллекциям, которые содержали, в основном, архивные фотографии: монохромные снимки счастливых рабочих, серьезных бюрократов и огромной фабрики, затмевающей огромное озеро позади нее. Возникли новые вопросы: если бы я взял интервью у этих людей о том, что произошло за эти 60 лет с момента, когда были сделаны их фотографии, что бы они сказали? Как бы выглядело озеро, если бы усилия по индустриализации, запечатленные на фотографиях, продолжались в том же масштабе? Если бы все было иначе, что бы случилось с моими исследовательскими вопросами, которые в настоящее время касаются устойчивости экологических движений, развивающихся несмотря на глубокие политические и экономические изменения?
Реальное спекулирование захватило меня; каждый из этих вопросов указывал на разные поджанры спекулятивной фантастики (СФ). «Что бы они сказали» – это попытка представить себя в чьей-то голове, аналогично тому как работает спекулятивная фантастика, исследующая не достижимые иным образом перспективы (например, «Лабиринты» Урсулы ле Гуин). А «что бы случилось» – это типичная альтернативная история (вспомните «Человек в высоком замке» Филипа Дика).
Многие уже работали на пересечении антропологии и спекулятивной фантастики. «Staying with the Trouble» Донны Харауэй не только взрывает СФ, предавая ей бесчисленное множество значений – научную фантастику, спекулятивную фантастику, струнные фигуры – но и заканчивается историей научной фантастики о нечеловеческом существе. Журнал «Культурная антропология» опубликовал серию статей по спекулятивной антропологии, а блог, который вы сейчас читаете, включает статью о зомби на перекрестке Black studies и multispecies антропологии.
Основываясь на этой работе, этот пост приглашает читателей перенять уроки советской экологической СФ, задавая вопросы об окружающей среде, которая существовала в прошлом, существует в настоящем, но может быть будет существовать не всегда.
Сибирский лес, 2018. Фото автора
Действительно ли СФ и наука связаны?
Мои исследования сосредоточены на наследии советской науки об окружающей среде: ее неизменных модальностях и роли в усилиях по консервации окружающей среды или против нее. Моя ближайшая цель – понять успехи и неудачи конкретного научного учреждения, через общение с теми, кто в нем работал.
Подход этого эссе основан на случайной встрече с некоторыми пожилыми учеными, которая произошла во время путешествия по южным берегам озера Байкал – эпицентру советской защиты окружающей среды и недавних протестов. Тогда, летом прошлого года, мне довелось увидеть личную библиотеку одного из этих ученых – целую комнату с книгами, сложенными на полках, столах и друг на друге. В этой библиотеке была «Жизнь животных» Альфреда Брема, классика зоологии. Были также тома западной СФ, приобретенные в конце 1980-х и после распада Союза. Среди них были такие классики как Роберт Хайнлайн и Артур Кларк, а также – здесь мои воспоминания и записи расходятся – возможно, Урсула Ле Гуин. И, конечно же, классика советской СФ, написанная Станиславом Лемом и братьями Стругацкими.
Связь советской СФ с реальным научным творчеством изучалась и раньше, в первую очередь в исследовании Аниндитой Банерджи этих диалектических отношений в контексте позднего имперского и раннего советского периодов. Хотя расширение подобных исследований не является основной целью моего собственного исследования, я не могу игнорировать связь между спекулированием в художественной литературе и спекулированием в науке в контексте, который я изучаю. Среди причин – своеобразное совпадение. А именно, советские 1960-е и 1970-е годы были отмечены расцветом как экологической науки, так и экологической СФ. Образованные ученые и врачи стали авторами СФ, критикующими научные и бюрократические учреждения, а также современное развитие природы.
Именно такие книги я видел в библиотеке этого ученого.
Советская СФ и сверхъестественная среда
Текстом какого рода была советская СФ? Во-первых, она была для белых русских мальчиков [1]. Люди любого другого пола или национальности не были представлены ни в книгах, ни среди их авторов. В некоторой степени это отражает научную политику. В Сибири, например, где коренные народы веками заботились об окружающей среде, недавно созданные научные учреждения наняли в основном белых ученых из европейских частей СССР. Только несколько небелых лиц смотрели на меня с архивных фотографий.
Советская СФ второй половины ХХ века быстро превратилась в экологический жанр. Многие все еще были озабочены космосом, так как Белка и Стрелка стали первыми землянами, благополучно вернувшимися из космоса в 1960 году, что является лишь одним из аспектов массовой культурной одержимости космосом. Процитирую современного российского писателя-фантаста Виктора Пелевина: «[С]оветские дети шестидесятых и семидесятых годов были все наполовину космонавтами». Тем не менее, на первый план вышел вопрос: каково это там? Что может быть неземной окружающей средой?
Советские и другие социалистические писатели поспешили представить свои предположения: в том числе планеты с постоянно меняющейся поверхностью, которые география или геология не могли подчинить. Болгарский писатель Святослав Славчев, практикующий микробиолог, писал короткие рассказы, воображая различных негуманоидных разумных инопланетян, доходя до описания разумных скальных образований.
Возник целый поджанр СФ, описывающий жуткую, немного странную, не совсем понятную среду. Его пиком стал роман братьев Стругацких «Пикник на обочине», наиболее известный на Западе по кинематографической адаптации «Сталкер» Тарковского. В романе есть Зона, в которой природа ведет себя странно, немного необычно. Это ведет к научным загадкам, искаженному восприятию времени и изменениям в сознании тех, кто с ним соприкасается. Охраняемая армией Зона недоступна для всех, кроме горстки ученых и «сталкеров» – авантюристов-разбойников, которые продают артефакты из Зоны на черном рынке.
Стругацкие написали своего рода аналог этой книги – «Улитка на склоне», уже о другой Зоне – о Лесе. Однако большая часть книги происходит в Институте, научном учреждении, занимающемся исключительно изучением и мониторингом Леса. Институт быстро захлестывают бюрократические правила, которые не имеют смысла, противоречат друг другу и открывают науку политике, превращая сам Институт в зону столь же жуткую, как и его первоначальный объект исследования.
Иллюстрация романа братьев Стругацких “Град Обреченный”, сделанная пользователем Andrey Karapetyan. Оригинал доступен по ссылке https://illustrators.ru/illustrations/328626
Читая Стругацких и Вандермеера бок о бок
Некоторым это может показаться поразительно похожим на недавний американский бестселлер-фантастическую трилогию Джеффа Вандермеера «Южный простор». Некоторые отмечали сходство его работ с работами Стругацких, в том числе в интервью с самим Вандермером. «Аннигиляция», первая часть трилогии (недавно адаптированная к фильму Алекса Гарленда), рассказывает об экспедиции в Зону X – экологическую аномалию, столь же жуткую, как Зона Стругацких, и разделяющую многие ее элементы. В обоих романах флора, кажется, процветает после того, как люди были вытеснены сверхъестественным событием, и есть загадочное существо, о котором чаще всего слышно и которое редко можно увидеть, которое всех беспокоит.
Обложка “Аннигиляции” Вандермеера. Взята с сайта издателя macmillan.com
Затем идет «Власть», продолжение «Аннигиляции», в которой основное внимание уделяется Южному Пределу – агентству, подчиненному противоречивой, тупиковой бюрократии и политическим интересам. Он кажется таким же сверхъестественным, как Зона Х … и да, как Институт Стругацких.
Обложка “Власти” Вандермеера. Взята с сайте издателя macmillan.com
Меня интересуют эти сходства, особенно с точки зрения соответствующего контекста этих книг. Есть ли что-нибудь в нынешнем политическом моменте на так называемом Западе, отраженном в культурных произведениях подобных бестселлерам в жанре СФ, которые напоминают СССР полвека назад?
Этот вопрос не такой уж надуманный, как может показаться. Доминик Бойер и Алексей Юрчак утверждают, что сходство действительно существует и что его точно можно найти в культурном и медийном производстве. Их аргумент основан на риторическом сходстве между поздней социалистической комедией и американскими телешоу, такими как «Saturday Night Live». Позднесоциалистическая эстетика пародии стала интуитивно понятной в США из-за современных институциональных и идеологических условий. Можно ли распространить этот аргумент на экологические проблемы и учреждения?
Стругацкие написали «Пикник на обочине» и «Улитку на склоне» в контексте, где государственная бюрократия была отнюдь не прозрачной, а научные учреждения сильно пострадали от государственного финансирования (и сокращения бюджета) и всегда отражали высшие политические эшелоны. Так же Вандермеер сказал, что «Власть» опирается на его личный опыт общения с бюрократией в окружных департаментах здравоохранения Флориды.
Даже если сходство между Стругацкими и Вандермеером указывает на сходство в политическом контексте, какие выводы можно сделать отсюда? Может, никаких. А может, стоит вспомнить, что, по мнению восточноевропейских аналитиков, борьба за окружающую среду была на передовой свержения политических режимов в 1980-х и 1990-х годах, когда люди объединялись против конкретных проблем, таких как загрязнение, чтобы свергнуть свои правительства.
Предсказания не входят в число сильных сторон социальных наук, в основном из-за невозможности получить полные, всеобъемлющие знания об обществе. Тем не менее, хорошо обоснованные предположения интересны и могут иметь смысл. По крайней мере, наблюдения, изложенные в этом посте, занимают центральное место в моем сознании, когда я готовлюсь сесть с бывшими советскими учеными и поговорить с ними об окружающей среде, СФ, будущем, которого они хотят, и настоящем, которое мы получили.
Какими бы ни были наши предположения, когда дело касается догадок и предсказаний, при совместном чтении Вандермеера и Стругацких становится очевидным, что СФ является подходящим способом обработки определенных экологополитических и бюрократических контекстов. Если перефразировать похвалу Теодора Стерджена Урсуле Ле Гуин, СФ «переносит саму реальность на полигон». В этом смысле, Вандермеер и Стругацкие заставляют нас переосмыслить политическую экологию и бюрократические методы управления окружающей средой.
Однако такое переосмысление основано на глубоком знании их работы, прошлой и настоящей, а также влияния, которое их работы оказали. Именно это я и собираюсь сделать в своем историко-антропологическом исследовании.
Примечания
[1] Включая самого ведущего ученого в области научной фантастики Дарко Сувина на первой ежегодной конференции по научной фантастике и коммунизму в Благоевграде, Болгария.
